Сочинение победителя Всероссийского конкурса сочинений 2020 года Игоря Журавлева (10 класс). Написано в рамках тематического направления, посвященного 75-летию Победы в Великой Отечественной войне.

«Надо знать, какой бывает война, чтобы знать, какое это благо – мир…» – так сказал белорусский писатель А. Адамович сказал о страшном событии – Великой Отечественной войне.

К тихой, спокойной, размеренной жизни, к высокому чистому небу над головой настолько привыкаешь, что перестаешь его ценить, перестаешь радоваться каждому новому дню, не замечаешь красоту первого клейкого листочка, восходящего солнца, не слышишь чарующего звука журчащего ручья, плеска воды в реке, пения птиц. Трудно представить, что этот мир можно легко разрушить, ведь нам он кажется таким нерушимым .

В свои шестнадцать лет я мало задумывался о хрупкости мира. Мне, как и любому молодому человеку, он казался ярким, радостным, светлым. Все улыбки в мире только мои! Нет ничего в мире, что может разрушить мои мечты, мои идеалы. Я – центр вселенной. «Мы все глядим в Наполеоны ..» – сказал Александр Сергеевич Пушкин. И пусть эти слова были сказаны в 19 веке, но как верно они отражают мироощущения нас, молодых, амбициозных, не знающих, что такое война, что такое потеря самых родных и близких во время войны. Оценить мир, в котором я живу, мне помог блокадный город …

Зима 1941 года … Ленинград…

Здания изувечены войной. На всех оставшихся в живых домах серый налет после бомбежек. Пустые зияющие глазницы окон. Груда кирпичей, молчаливо свидетельствующая о том, что здесь когда-то была жизнь, звучали голоса, что здесь рождались, женились, трудились – жили люди!!! Хочется идти тихо, не нарушая эту безмолвную скорбь.

Оглядевшись по сторонам, понимаю, что не только тех людей настигло несчастье. Теперь в этом городе смерть приходит к тому, кто хоть на секунду останавливается. Она, как голодный волк, сторожит слабого, идет за ним по пятам, не щадит никого: ни девушку, мечтающую выучиться, выйти замуж, нарожать детей, ни паренька, который бредит полетами в небо, ни мать, которая должна прокормить 4 детей, ни отца, проводившего на фронт последнего сына. Мертвецы … Они повсюду. Кто-то лежит прямо на улице. Некоторые чем-то прикрыты. Шел человек, устал, пригнуло его немощь к земле, он больше не встал …

Ужас охватывает меня, становится труднее дышать … Почти бегу от увиденной картины, но бежать некуда. Так везде …

Вот стоит трамвай. Замер посреди улицы на путях, словно какое-то ледяное чудовище. Весь в снегу. Прохожу мимо. В окошке видно пассажиров. Двое мужчин и женщина. Так и кажется, что встанут, заговорят оживленно, засмеются и нарушат это ледяное безмолвие. Но нет, они так же сидят на сиденьях… Ступени трамвая запорошены. Может, шли мимо, устали, присели отдохнуть и не нашли сил встать. Может, с работы пробирались домой. Так и

сидят. И смотрят куда-то в даль, в будущее. Смотрят, и верят, и ждут. Ждут победы …

Исаакиевский собор. Мимо меня идут уставшие, изможденные люди . Они не идут — они еле-еле передвигают ноги, таща салазки, на которых стоят ведерки с водой. Полная тишина. Люди боятся разговаривать, чтобы не растратить последние силы.

Очередь. Длинная очередь, которая, кажется, не движется. Люди истощенные, серые изможденные лица, потухший взляд. В нем совсем нет жизни. Становится зябко, как зябко и этим людям, одетым во все теплое, что только можно найти дома — главное , чтобы не растерять оставшиеся крупицы тепла, а значит, жизни. У тех, кто ближе к заветной цели, сжатые ладони. В них карточки. Их держат поближе к сердцу, прижимают крепко. В них вся жизнь и надежда.

И вдруг в этой гробовой тишине раздается душераздирающий крик: «Карточки! Где карточки? Люди добрые, не дайте детям с голоду помереть! Верните карточки!» Женщина, как безумная, подбегает к людям в длинной очереди, хватает их за руки, кричит, стонет, падает, поднимается, умоляет вернуть ей карточки . От ее страшного крика я не могу двигаться, мурашки бегают по всему моему телу. Это украли хлебные карточки.

Блокадный хлеб … Символ жизни и надежды для жителей блокадного Ленинграда. Говорят, что блокадный хлеб был без вкуса и запаха, ведь он состоял из пищевой целлюлозы – 10 %, обойной пыли – 2%, выбойки из мешков – 2%, ржаной обойной муки – 75%…

А женщина продолжает метаться, кричать, молить о помощи. Она мать, ей надо выжить. Выжить ради детей!

Я не могу смотреть на эту картину и бегу прочь, к Грибоедовскому каналу.

Бегу долго, пока не спотыкаюсь и не падаю. Оглядываюсь вокруг. Тишина, медленно двигаются люди. Вот мальчик и девочка, одетые в какое-то тряпье, тащат санки. На них мертвое тело. Умерла их мама … Как эти дети будут жить дальше? Мальчик и девочка худенькие, личики черные, глазки впали. Неужели передо мной живые люди, а не мертвые? Неужели они могут жить, двигаться, о чем-то говорить? Могут! Им надо выжить. Выжить ради друг друга. Одному плохо. Долг перед ближним заставляет двигаться вперед.

Бреду по улицам, уже плохо понимая куда. Рядом окопы. Значит, бой может начаться прямо посреди улицы? Мне становится не по себе: нигде не спрятаться. Слезы начинают заполнять глаза. Стою и плачу. Я, здоровый и сильный, считающий себя не столь давно центром вселенной…

Продрогнув на леденящем кровь ветру, захожу в первый попавшийся на пути дом. Иней на холодных стенах. Гулко стучат шаги. Вновь невольно боюсь нарушить это безмолвие. Дверь мне никто не открывает. Некоторые квартиры опечатаны. Кажется, весь дом замер. Замер, как и люди, ехавшие в трамвае. Приоткрытая дверь, но зайти страшно. Живые ленинградцы не оставляют дверь открытой: они берегут тепло. В приоткрытую дверь разве лишь душа могла вылететь и отправиться прощаться с теми, кто дорог.

Медленные тяжелые шаги. Женщина. Она тащит тяжелую машинку. Назло фашистам, назло Гитлеру она будет работать и шить одежду на фонт. Работать – шить – жить – помогать. Несмотря ни на что бороться с войной и смертью.

Бреду дальше. Но что это? Я попадаю в ботанический сад! Медленно иду по его разрушенным дорожкам. Жуткий холод и здесь покрывает все смертельным покрывалом. Я открываю дверь в один из павильонов и замираю от удивления. Пальмы! Подхожу к ним и касаюсь их шершавой коры, чтобы удостовериться, что деревья настоящие. Я удивлен: люди, страдающие от холода, сохранили их, не срубили, не сожгли. Какая сила воли! Какое желание сохранить красоту! Нет, эти люди не мертвые, эти люди живые! «Именно любовь спасла растения», — мелькнуло у меня в голове. Эти экзотические деревья спасает не вода и тепло, а любовь. Любовь к жизни сильнее смерти!

Выйдя на улицу, бреду куда глаза глядят. Слезы текут из моих глаз. Я думаю о силе ленинградцев, о их любви к жизни. Переживания переполняют сердце, оно бьется так, что, кажется, вот-вот выскочит из груди. Я падаю на колени и начинаю молиться. Молиться за ленинградцев, за себя, за всю страну.

Неожиданно слышу какие-то непривычные звуки … Музыка! В холодном, голодном городе музыка! Она будто бы везде: в домах, в репродукторах, в воздухе и в головах. Новый порыв эмоций. Это звучит «Ленинградская симфония». Какая мощь! Какая сила духа! Какое сопротивление злу и какое стремление выжить! … Мое сердце словно пожар охватил! Эту музыку мог послать людям только Бог. Звуки разрастаются, становятся все сильнее и сильнее. В них все: и голод, и холод, и блокадный хлеб, и пальмы. А сама симфония вселяла в душу надежду, веру. Я встал с колен. В голове зазвучали слова:

Постучись кулачком – я открою.

Я тебе открывала всегда.

Я теперь за высокой горою,

За пустыней, за ветром и зноем,

Но тебя не предам никогда…

Не предам тебя, ребенка, умершего от голода и холода блокадной зимой, не предам, потому что надо жить, жить ради того, чтобы сохранить память о тех, кто не дожил до светлых солнечных дней, жить ради ближнего.

Вот и вернулся я в своем горестном путешествии к храму. Захожу, вдыхаю радостный до боли запах ладана. Давно желанное чувство, будто мое сердце наполняется чем-то теплым и волнующим. Молятся все. Кто за сына, кто за мужа, кто за всех воинов и всех блокадников. Молитвой пропитан воздух. Молитву можно ощутить всем своим существом. Именно здесь, как нигде, приходит понимание того, что пока люди вместе, пока они помогают друг другу, молятся, пока огонь любви горит в их сердцах, не встанет блокадный Ленинград на колени!

Вдруг резкий звонок прерывает то ли сон, то ли явь… Мое сердце еще сильно бьется, но уже не от страха, а от гордости за людей, которыми движет

любовь и желание жить. Я не центр вселенной, я потомок этих мужественных людей! И вдруг очень отчетливо, как никогда в жизни, понимаю, какое это бесценное благо – мир …

Игорь Журавлев, 10 класс